Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский

Тетка назвала какое-то имя.

- Вот женщина! Вот у кого надо поучиться! Представляешь, у нее заболел ребенок. И что же ты думаешь? Вечером она оделась, оставила ребенка мужу и пошла на свидание. Вот как надо жить!

- Очень плохо, что об этом знают все, — сказала Ира.

- И знаешь, ведь он ее любит.

- Ребенок? — спросил я.

- Почему ребенок? — просияла тетка. — Муж. А вы бы такую любили? — спросила меня тетка.

- Я бы ее убил, честно-то говоря.

Тетка засмеялась. Ира спросила:

- Шпроты? Вот есть еще шпроты...

Наши руки случайно коснулись. Ира посмотрела на меня и сразу же отвернулась.

Я взял шпроты. Там было немного, и я не стал выкладывать на тарелку.

- Сколько вам лет? — спросила тетка.

- А сколько вы думаете?

Я заметил, как нож в руках у Иры остановился.

- Я думаю... года двадцать три, — сказала тетка, щуря глаза.

Я решил не разубеждать ее.

- Значит, вы на два года старше Иры, — улыбнулась она. — Ох, вы еще совсем молоды! У вас еще все впереди.

Значит, Ире двадцать один. Для меня это было новостью. Я думал, Ире лет восемнадцать.

- Ира, — тетка откинулась на спинку стула, — ведь у нас есть вино. Саша, вы, конечно, выпьете?

Ира встала и пошла на кухню.

- Что же вы не едите, Саша? — спросила тетка, посмотрела на стол и удивилась. — Ничего нет? Ну, я сейчас.

Она тоже ушла на кухню.

Я задумался. Ира, конечно, была совсем не та, что на вечере, и, безусловно, она пригласила меня сюда просто так, из вежливости. Но сегодня она нравилась мне еще больше, чем в первый раз.

Ира принесла бутылку вина и банку рыбных консервов. Я любил рыбные консервы, особенно в томате. Эти были в томате. Тетка принесла тарелочку ветчины и на другой тарелочке пирожные.

- Мы сладкоежки, — сказала тетка. Она села и протянула мне бутылку. — Разливайте. Это - мужское дело.

Я разлил. Сперва тетке, потом Ире, потом себе. И взялся за консервы и ветчину.

- Тост ваш, — сказала тетка и посмотрела на меня так, что я почувствовал себя совершенным остолопом. У нее была такая обворожительная улыбка и такой пронизывающий взгляд, что я обязан был сказать что-то гениальное.

Я взял рюмку и очень медленно начал поднимать ее. Ира тоже подняла рюмку и смотрела на меня. На ум не приходило ничего. Я поднял рюмку еще выше и сказал:

- Выпьем за новый спутник.

- О, — засмеялась тетка, — вы самоуверенны!

Я удивился:

- Почему?

- Впрочем, — смеялась она, — я не знаю ваших способностей. Все возможно. Ире это видней. Я согласна: пусть новый спутник.

Ира улыбнулась. Мы выпили. Я взял бутылку и сразу же налил еще. Потом посмотрел на Иру. Тетка всплеснула руками.

- Мы уже и ветчину съели, и консервы, и пирожные. Вот это аппетит! — И она так расхохоталась, что у нее на глазах появились слезы. — А вы знаете, у нас ведь больше ничего нет... А вы знаете, придется идти в магазин. А вы знаете, вы прямо восхитительны... Это даже оригинально...

Она достала платок и вытерла глаза.

- Мы выпьем так, — сказала Ира.

Тетка не могла успокоиться и нее вытирала глаза.

- Скажите, вам, верно, зарплаты не хватает? Скажите правду?

- Нет, ничего, я укладываюсь, — сказал я. — А вы?

Ира посмотрела на тетку и громко расхохоталась.

- Это редкая способность, — сказала тетка и спрятала платок.

Неожиданно я почувствовал себя как-то лучше.

- Вы, оказывается, колючий, — смеясь, сказала Ира. — Оля всегда говорила мне, что она любит колючих.

Раздался звонок.

- Это, наверное, Игорь, — сказала тетка и пошла открывать.

«К кому это?» - подумал я. Мужчина что-то говорил.

- Это наш друг, — сказала Ира. — Теперь здесь будет весело.

Вошла тетка, и за ней я увидел мужчину лет тридцати. Он был высокий, немного сутулый, с длинным и бледным лицом. Поставил на стол бутылку коньяку и коробку конфет.

- Опять эти варварские обычаи, — сказала тетка. — Познакомьтесь.

Я встал. Он взял мою руку и сказал:

- Рабочий. Уже чувствую по ладони. Все сразу ясно. Давай, кто кого пережмет.

Я согласился. Я пережимал даже Лешку. Мы встали друг против друга, И я изо всех сил стиснул его руку. Он бил по воздуху левой рукой и говорил:

- Еще. Еще. Еще...

Мне хотелось показать себя Ире, но больше уж я не мог. И я отпустил. Начал жать он. Ира с улыбкой следила за нами. Он жал все сильнее. Сначала казалось, что ничего особенного, но потом я почувствовал, что косточки заходят одна за другую. Было больно, но я молчал.

- Молодец! — сказал он, хлопнув меня по плечу. — Вот это по-рабочему. Вот это то, что нужно. Выпьем.

Он налил всем. Тетка смотрела на него с восхищением.

- Сильный он? — спросила меня тетка.

- Он ломовик, — сказала Ира. — Он один раз двумя пальцами так сжал мне руку, что потом пришлось всю неделю по ночам переписывать конспекты левой рукой.

Когда разговорились, оказалось, что он не ломовик, а поэт. Меня это заинтересовало.

- Чепуха! — сказал он. — На самом деле мне надо было быть грузчиком. Ты парень рабочий - и хорошо. Это самое верное дело.

- У тебя опять неприятности? — спросила Ира, придвигая ему блюдце с нарезанным лимоном. — Я не могу дождаться, когда ты станешь модным. Мне хочется, чтобы у меня был знакомый модный поэт.

Он махнул рукой.

Я увидел, что он немножко пьяный. Может быть, даже не немножко. У меня голова тоже кружилась.

- Ох, Игорь, Игорь! — покачала головой тетка. — Разве ты всех перевоюешь? Ты же сам говорил когда-то: не рой яму другому, выроют без тебя.

- Слова, — сказал он. — Это слова. Выпьем.

Мне он нравился. И костюм на нем был хороший. Коричневый, в рубчик. И галстук был очень подходящий. Мы выпили снова.

Я попросил, чтобы он прочитал что-нибудь свое.

- Не могу, — ответил он. — Я вою. Поэты воют. Станет грустно.

- Не ломайся. Ты не великий, — сказала тетка. — Прочти: «Я шел, окутанный метелью...»

- Нет, я хочу что-нибудь другое, — сказала Ира.

Он повернулся ко мне.

- А стихи вообще-то тебе нравятся? Могут нравиться?

Я сказал, что мне нравятся Лермонтов, Пушкин, Маяковский и еще Багрицкий.

Ира улыбнулась.

- Ерунда, — сказал он, поморщившись. — Пушкин - это Гомер. Ты знаешь, кто такой Гомер? Это был такой поэт греческий. Он жил еще за десять веков до нашей эры. И Лермонтов тоже Гомер. У нас своя жизнь. Мы ездим в трамваях, толкаемся в автобусах, глотаем дым и ругаемся на работе. Нам некогда пожрать, некогда подумать. Нам их строчки как лунный свет. Ими можно любоваться, но они не греют.

- Почему? — возразил я. — По-моему, так греют...

- Перестань, Игорь, — сказала тетка. — Я уже это слышала. Я уже это знаю наизусть.

- Это и плохо, что наизусть, — сказал Игорь. — Значит, меня здесь не понимают.

Он опять повернулся ко мне.

- Нам не дано, — засмеялась тетка.

- Нет, — перебила ее Ира. — А мы хотим. Я хочу. Пусть он говорит.

- Обыватель ахает по привычке, — сказал Игорь. — Ах, Пушкин! А мы пошли дальше! И нам нужно писать по-своему. Хотя бы шиворот-навыворот.

Тетка подошла к Игорю и ладонью закрыла ему рот.

- Ты гений. Ты гений. Ты оглушил нас.

Ира смеялась.

- Ага, травля! — закричал Игорь. — И здесь травля. — И он тоже засмеялся. — Ладно. Сделаться революционером мне не дают. Буду нигилистом. Выпьем. Это проще. Иногда нужно выпить.

Мы выпили, и Игорь пересел на диван к тетке. Я слышал, тетка произнесла:

- «Я шел, окутанный метелью...»

И тетка, и Игорь, и Ира, и комната - все было как в тумане. И мне тоже захотелось рассуждать про какую-то метель и про каких-то занесенных людей.

Я взглянул в окно. На улице действительно была метель. К стеклу прилипал снег.

Ира сказала:

- Сейчас нужно быть на улице. На улице хорошо.

Мы сидели совсем рядом, и я чувствовал: ее плечо касается моего. Что-то такое незаметное произошло между нами. Теперь мы уже не были чужими. То, старое, как-то исчезло, словно его не было. Ира наклонила голову и улыбнулась мне.

- Ну, пойдем?

Игорь что-то негромко говорил. Тетка смеялась.

Мы встали и пошли.

На улице было хорошо. Она была вся белая. И точно бесновалась. Машины то летели, то останавливались. Освещенные троллейбусы были как уютные домики. Я сунул руки в карманы. Ира сама взяла меня под руку. Я вдруг почувствовал себя настоящим мужчиной. Это было даже хорошо, что мы шагали молча. Я подумал, что вот так, молча, рядом с ней можно было бы обойти всю землю. Шаг за шагом, все дальше и дальше. Через любую метель. Через заснеженные поля, через разные страны. По горам и пустыням. Всегда вместе.

На углу Ира остановилась. Лицо у нее было мокрое.

- Какой снег! — сказала она, улыбаясь. — Давай мы прокатимся на такси. У меня есть деньги.

Меня обожгло. Она назвала меня на «ты». И это вышло у нее как-то просто, само собой. Мне тоже захотелось проехаться на автомобиле. Мчаться со страшной скоростью, чтобы все расступались. И мне тоже не терпелось сказать ей «ты».

- У тебя есть деньги? Но ведь и у меня тоже есть деньги. Твои деньги не нужны. А куда ты хочешь ехать?